Роберт Данкен. Из «Дантовых этюдов» (перевод с английского, предисловие и примечания Яна Пробштейна)

Некоторые этюды включены в антологию современной американской поэзии, которая будет опубликована в издательстве НЛО (составители Вл. Фещенко и Я. Пробштейн) / Robert Duncan © 2021, the Jess Collins Trust, reproduced with permission.

 

В первый том книги «Основная [или] «Подготовительная работа» (или «Грунтовка», как в живописи: Ground Work) «Перед войной», опубликованной в 1984 г., вошел большой цикл «Дантовых этюдов», написанных в 1970-е годы, причем отталкивался Данкен не только от стихов Данте, но и от трактатов великого поэта и мыслителя: «Пир», «О народном красноречии» и «Монархия» (или «О Монархии»). Данкен именно отталкивался от тем, затронутых Данте, чтобы поразмыслить о народном американском красноречии (не случайно, что он прибегает и к поэзии Паунда и Чарльза Олсона), о поэзии, о радости дарения – поэзии, звучащего слова, созвучия (как в стихотворении «Вторична грамматика»)

– Ян Пробштейн


Предисловие

 

Скорее «этюды» Данте, чем «штудии», потому что в поэзии они предлагаются так, как этюды композиторов-романтиков были введены в музыке, то есть я имею в виду, что музыка – это не научная диссертация. Данте, как Шуман в своем умонастроении, мог расслышать это значение. Их можно назвать эскизами, поскольку они были почерпнуты из классических переводов прозы Данте в издании «Классики Темпл» с полным вниманием к истине в момент чтения, что сродни намерению художника, когда он делает наброски в альбоме; но в нашей будничной речи витает предположение, что слово «эскиз» подразумевает отрывочные впечатления, незаконченную работу.  «Сущности» – да, я намеревался, чтобы эти этюды вернулись, чтобы создать сущности моих намерений посредством передачи намерений Данте.

Штудии – в смысле моих размышлений над чтением и изучением текстов Данте.  Для меня он не разум прошлого, но современный, всегда насущный, непосредственно связанный с идеей Поэзии. Именно здесь, среди главных присутствий в сфере поэзии я читаю его principiam, его civitas и его monarchia. Чем бы они ни были некогда в мире пап, городов-государств и императоров, они остаются как переведенные силы, присутствующие сегодня в состоянии личностей-добровольцев и в их социальном сознании и обязанностях, соответствующих моей идее добра. Каждый член общества «царственен» в его и моем понимании, а иначе у демократии нет власти; каждый работает ради всеобщего блага. Каждый – источник всего бытия. Я черпаю мою «собственную» мысль в чтении Данте, как из источника.

Но в данный момент письма, в этом чтении – это не последующий поток энергии, в который вливается этот поток. То, что мы принимали за поток сознания, мы теперь принимаем за легкое струение в новом кристалле, к которому обращается разум. Данте вновь входит в мои мысли здесь – даже если я отклоняюсь – и я питаюсь из первоисточника.

– Роберт Данкен

 

Из Дантовых этюдов,

КНИГА ПЕРВАЯ: МЫ ПОПЫТАЕМСЯ

[«О народном красноречии», I, I]

 

                «Мы, по внушению

Слова с небес, попытаемся

                помочь

                речи простых людей»

– с «Небес» эти

«ручьи сладчайшего медвяного питья»,

            si dolcemente [1] 

 

из языка, который мы услыхали в начале

 

            ласки              шепоты

 

            детская песенка и мечты

 

мир, в который хотели войти,

 

            чтобы прийти к себе,

 

            организация их звучанья

граничащая со смыслом,

            с «Небесами»,

герметическая речь,

до которой мой уровень пониманья

должен был дорасти                        из любви к ней

            знаки

и взрослые пространно излагают

            противоречивые доктрины, свою

            собственную научную фантастику и

                        правила порядка,

 

но наша – та,

«какую воспринимаем без

всякой указки»         из любви

            «подражая нашим кормилицам».

  

 

ВТОРИЧНА ГРАММАТИКА

О народном красноречии», I, I] [2]

 

Вторична грамматика

            конструкций и употреблений, синтаксических

            манипуляций, поэтажных планов,

 

правописания и написанья слова,

            прогресса в письме, строфики,

            сохранения и искажения значения

– профессиональное, не благородное,

            заученное,

            рефлексивное, частное,

°°

 

перечитывая вместо запоминанья

            как будто, чтобы опосредовать непосредственное

            нужна молитва.

 

Большинство из них не могут овладеть этим.

овладение τέχνη [2], приходит в силу нижеследующего,

            искусность, постоянное и внимательное

            (осмотрительное) изучение того над чем работаешь («Бог, –

пишет Э.П. – архитектурный огонь,

            pur texnon» [3])

 

прочувствованная архитектоника в таком случае непостижимого,

            ведет нас выше наших пределов, через них,

            испытывает нас в предложении, требует наших

 

«больших затрат времени 

и усердного изучения», чтобы прочесть правильно,

когда оно растет, громоздясь, глаз внимательно следит

 

«Этот синтаксис коварен, он не поддается»

            ухо улавливает звучания

            «Мне нужно поупражняться, чтоб уловить это»

 

– мы должны приблизиться еще больше, должны рисковать, здесь, слова,

   которые мы полагали принять как свои,

   течения, угрожающие движению, и так

 

   совершить наш переход, чтобы

   структура созвучия продлилась впору

   согласуясь с другими частями, входя в кончики пальцев,

 

   собирая грозовую тучу

   в которой Зевс двигает меры.

 

Когда искусство чтения и письма едино,

   до́лжно сохранить магию, в которой

   древний голос оракула возвращается,

 

чтоб завладеть намерением поэта,

   глубину которого невозможно измерить,      его сердце –

   в его устах,                     корень языка

°°

в истине исторгся.

                                   Невыносимы

те мастера грамматики,

кто отвергли своих неграмотных кормилиц.

 

 

      Из собственных иссохших сосцов?

 

      Поразила молния!

 

 

ГОВОРОК КОТА

 

Я понимаю говор своего кота, хоть Данте говорит,

что у животных в речи нет нужды, Природе

излишества противны. Мой кот болтает бегло. Он

со мной болтает, когда хочет. Говорить

 

естественно. Китов я слышал хоры и волков

на море и на суше – красноречье,

гармония такая сотрясает

мой ум и сердце, потрясая душу.

 

Здесь Дантова религия, что Человека

расколола бы, избыток нашей жизни осуждает,

чтобы воздвигнуть мощь свою взамен.

 

Но лишь в общении животном Человек

правдив и непосредственен

и в непосредственности он животное.

 

И в густоте симфонии все чувства получают ускоренье,

   все циклы древние животного восторга и тревоги,

внимание и возбужденье, в которых снова самость явлена ему,

                           Он слышит

среди концерта каждый голос,

                 мельчайшее шуршанье

полутонов и репетицию

                 стремленья нервного,

чтоб утвердить свое. Он видит вспышку

                 значительного багреца среди толпы спешащей

в багровой необузданности, ловит

                 сполох рубашки зеленой,

чтоб восхитить его средь зелени мерцающих полей

 – ему вещает это –

и на дуге спектральной

   цвет с цветом говорит.

И радугою выражено то

               обещанье, что он не забыл,

он в шуме подражает лишь

                во всех оттенках смысла

 

той речи

и окружающему миру.

Приправ предпочитает горечь он

   десертам, услаждающим гортань, 

вкус – эволюции нетленный ключ.

Игра всех вкусов выявляет вкус.

 

                Быть может, мирры аромат

наполнил вестью дом.

 

                Он пробудился от глубоких снов

 

от дальней вести, ожидая,

 

                как бы хромая, к жизни

 

                он воспрял.

 

 

ВЫСКАЗАТЬ СВОИ МЫСЛИ

[«О народном красноречии», I,III] [4]

 

Высказать свои мысли,

раскрыть секреты сердца,

выдохнуть из него слово,

извлечь из пассажа звуки –

      даже пока моя рука

пишет, пальцы

держат внимательно ручку.

 

Вся моя жизнь

должна здесь

ожить в этом суждении.

 

                              Эти звезды

благоухают и я следую за их ароматом.

я их гончая,

 

хищник чудесного.

 

Я испытываю качества строки,

бормоча ее вслух,

 

      предугадываю соотношения, передавая

                  артикуляцию

фактической череды слогов,

      сохраняя строку живой

 

в последовательности гласных

 

 в l'arc-en-ciel-marine [5] завета

  

      создается песня.

 

                                         Словно из цветка,

извлекая музыку, которую чувствую

      аромат                        цвет                в сознанье

 

в движущейся оси потока,

      приходящего ко мне и обещая

 

      исполниться смысла.

 

 

ВСЁ ГОВОРИТ МНЕ

 

Всё говорит мне!            Вправду

мое виденье – звук.         Я черпаю из

      гулкого склона горы

сущность величья.          Это одновременно

      представление извне, вне пространства,

пробуждение духовной огромности, а все же,

      звучание тона

не подвержено обязательствам какой-то гаммы.

 

      Море

приходит катящимися бурунами

      настойчивого значенья, бьет

в пески неумолимо, требуя,

      чтобы его выслушали.  Я слышу

в нем свои собственные приливы всю ночь.

 

                              И на звуки,

которые губы и язык,

и строй голосовых связок

в полости рта и горла

      могут послать в воздух,

я отзываюсь. Это мое воплощение

      звука, который я произвел,

вернулось ко мне. Мой мир в речи

отвечает некоей крайней нужде, мне известной,

 

восстал, обрушивает на пески

      вновь и вновь

строки, написанные для аудитории моря.

 

Тогда что

есть «слушание»?  Ухо

 

      подражает

другому слушанию в его

      внутреннем лабиринте

                  – аламбик звука –

 

здесь,

уравновешивания введены. Здесь –

      те «взлеты» и «падения», которые нам известны,

 

так что тоны «высоки» и «низки», и

 

      слова обретают вес в моей руке,

когда я пишу.      Весь вопрос

      в балансе,

°°

там, где тимпан переводит

            волны воздуха           незримые

            в гулкие очевидности.

 

Берега континента

            размылись

слушая море.

 

 

В ВИДЕ ВОПРОСА

[«О народном красноречии», I, IV]

 

«Либо в виде вопроса,

либо в виде ответа» [1].

 

крик младенца

начинается в горе,

 

чувственные бормотанья и перегуды

питаются временем

 

и лепет окружающему миру, изливаясь

в маленьких потоках радости,

 

пустая болтовня с ручейками

смеха

 

Но даже тогда, я думаю, знал

грозовые приливы иного свойства.

 

«Следовательно, раз властью низшей природы, служительницей и творением Бога, движется воздух с такими мощными изменениями, что гремит громом, сверкает молнией, изливается водой, сыплет снегом, мечет градом, то не подвигнется ли он властью Бога к звучанию некими словами, коль разделяет их Тот, Кто разделил и большее» [2]

 

 

РЕЧЬ ОБРАЩЕННАЯ 

[«О народном красноречии», I, V]

 

         Речь, обращенная

 

прежде всего к Самому Богу,

 

изливается, чтобы 

 

«более быть услышанным, чем слушать»

 

            слушать будучи услышанным

[«…а тебя, я знаю, в других случаях, можно словить на одном из твоих пьяных излияний, когда ты никого не слушаешь, и становится невыносимо слушать тебя…»] [9]

 

«Все же Он позволил, однако, и ему говорить, дабы в изъяснении столь великого дарования прославился и Сам благостно одаривший…  дабы мы радовались отменно организованной игре наших эмоций»

 

                                    Слушание!

            без Рая

                        болтливое излияние             но

«место его первой речи

было в нем самом» [10]

 

 

ОБОГАЩЕНИЕ В УВЕЛИЧЕНИИ

[«О монархии», I, I–III]

 

Обогатиться для увеличения ассоциаций

я поехал бы заграницу

                        поразмыслить

над последней

 

«целью всей цивилизации человеческого рода»

 

°°

 

            не одомашнивание человека, его жизнь

                        бездомна,

но цивилизация, его прорыв

            ради Града,

            ради настоящего состояния Града,

 

первый принцип и причина

            всего в целом

 

                        управление через действие,

обдумывая во всей полноте

            то, что он делает…

 

человек с целью!

 

 

ЕДИНИЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК

 

У единичного человека

природа и истина

            определены

по отношению к группам,

уместным для его семьи

 

            его собственной

            идеограмме

            настройке на то

что есть и поиск гармонии в своем

            поселении

                        и в своем городе

            развивая темы

            соответствия

            месту и времени

            перспективы

            гуманитарные науки

            общественные работы         проекты

 

            особую гражданственность

 

°°

 

 а что до народа,

            то, как у Олсона в его «Максимусе» [11]:

            зародить

            иной вид народа

 

«ради которого предвечный Бог, своим

искусством, каковым является природа, [предписывает]

            приводит к бытию

весь человеческий род к своей всеобщности» [12].

 

Из этого текста узнаем, каково

            всеобщее намерение,

 

каждое из которых

            стремится к объединению. 

 

 

ОБ ИМПЕРИИ

[«О монархии», I, I–II]

 

Об Империи: «единственная монархия,

            стоящая над всеми людьми во времени» [13]

 

необходима ли она

для благосостояния «мира»

 

дается ли ее истинная власть «народом»,

 

задумал ли «Бог» ее и как это задумано

 

У единичного человека есть своя природа и правда

            и уместная стало быть         для его дома

определенный в отношении к группам     он обнаруживает,

            что свободно посещает, изменяет,

            избирает либо присоединяется чтобы претворить

            идею, настойчивую фразу,

            необходимый резонанс        в действие,

 

ищет, как реализовать гармонию   в его поселении

(его жизненный порядок среди порядков,            смакуя

разнообразие, ища свое       пространство и время,

            свой образ жизни)

                                               настраивая

(свою уместность)

 

а в городе                   развивает темы,

            соответствия             дает названия местам и временам,

            намечает перспективы,       расширяет горизонты,

            продвигает гуманитарные науки,  общественные работы,

а в народе (так, в «Максимусе» Олсона [14])

            зародить

            «другой вид народа».

 

Что есть «народ», когда «Человек» входит в него?

 

            Вместо «мира» читаем «Земля»

 

и нам достаточно хорошо известно в таком случае,

            что такое «грех» и «благосостояние».

 

            Пусть значение слова «народ»

будет подвластно живущим.

[1]. «si dolcemente» встречается в канцоне Данте («Пир», III): «Lo suo parlar sì dolcemente sona» («В моей душе Любовь сладкоречива» (букв.: «Ее [Любви] речь так сладостно звучит, ср. «Владыки сладостная речь звучит» – пер. с итал. И. Голенищева-Кутузова), а также в сонете из «Новой жизни» «Gentil pensero che parla di vui»: «Влюбленным душам посвящу сказанье, / Дабы достойный получить ответ. /В Аморе, господине их, – привет! – / Всем благородным душам шлю посланье» (пер. с итал. И. Голенищева-Кутузова), что в свою очередь, нашло отзвук в сонете Петрарки: «Quand’io v’odo parlar sí dolcemente»: «О если бы так сладостно и ново / Воспеть любовь, чтоб дивных чувств полна, /  Вздыхала и печалилась она / В раскаянии сердца ледяного» (Пер. В. Левика). 

[2]. Данкен ссылается на следующий фрагмент из I главы Первой книги Данте «О народном красноречии», I, I: «Такая вот вторичная речь имеется и у греков, да и у других народов, но не у всех; навыка в этой речи достигают немногие, потому что мы ее выравниваем и обучаемся ей со временем и при усидчивости. Знатнее же из этих двух речей народная; и потому, что она первая входит в употребление у рода человеческого, и потому, что таковою пользуется весь мир, при всем ее различии по выговорам и словам, и потому, что она для нас естественная, тогда как вторичная речь, скорее, искусственная» (пер. Ф. А. Петровского).

[3]. Техника, мастерство (др. греч.)

[4]. Выражение Эзры Паунда из «Путеводителя по культуре». Паунд «романизировал» греческое выражение, обозначающее «мастерство, навыки» / Pound Ezra. Guide to Kulchur. Norwalk, CT: New Directions, 1938, p. 124.

[5]. Очевидно, Данкен имеет в виду следующее высказывание Данте: «...роду человеческому для взаимной передачи мыслей надобно обладать каким-либо разумным и чувственным знаком; потому что для восприятия от разума и для передачи разуму знак должен быть разумным; а так как ничто не может быть передано от разума к разуму иначе чем чувственным средством, знак должен быть чувственным» (пер. Ф. А. Петровского).

[6]. Морская радуга (франц.)

[7]. Цитата из трактата Данте «О народном красноречии» I, IV (пер. Ф. А. Петровского).

[8]. Цитата из завершающего абзаца I, IV (пер. Ф. А. Петровского). 

[9]. Данкен цитирует здесь упрек одного из своих оппонентов (это не цитата из Данте).

[10]. Цитата из завершающего абзаца I, V: «место, где впервые раздалась речь; ибо если человек был одухотворен вне рая, то вне его, если же в нем, то, несомненно, в нем и было место первой речи» (пер. Ф. А. Петровского). 

[11]. Эпическая поэма Чарльза Олсона (1910-1970), которую он писал в течение нескольких десятилетий до своей смерти, начатая им в конце 1940-х (первое «Я, Максимус из Глостера, тебе» было получено 20 мая 1950 г. поэтом Виктором Феррини из Глостера для журнала «Вояджер», который тот собрался издавать.. / Butterick George . The Maximus Poems. Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1984. P. xxx). 

[12]. Данкен дает «ложную ссылку» на Олсона и приводит усеченную (препарированную им) цитату из трактата Данте «О Монархии», когда Данте пишет о цели, ради которой «природа производит человека»: «ради которой предвечный Бог своим искусством (каковым является природа) приводит к бытию единичного человека, другая – ради которой он упорядочивает семейную жизнь, третья – ради которой он упорядочивает поселение, еще иная – город, и еще иная – королевство, и, наконец, существует последняя цель, ради которой он упорядочивает весь вообще человеческий род». Данте «О монархии» I,III (пер. В. П. Зубова). 

[13]. Русский перевод звучит так: «Светская монархия, называемая обычно империей, есть единственная власть, стоящая над всеми властями во времени и превыше того, что измеряется временем». «О Монархии» (пер. В. П. Зубова). 

[14]. Например, в «Письме Максимуса Глостеру № 27 (неотправленном)» [поскольку оно не вошло в 1 часть «Максимуса», опубликованную в 1960 г.], есть такие строки: «Никакой грек не сможет / распознать мое тело. //Американец / это – комплекс явлений, / которые сами суть геометрия / пространственных форм».

Часть стихотворений из подборки ранее публиковались в журнале «Гефтер» («Поэты колледжа "Блэк Маунтен". Часть вторая»).

22.09.2021