Коул Свенсен. Из книги «Попытайся» (перевод с английского Александра Уланова)

ТРИЕДИНСТВО

по трем картинам Оливье Дебре [1]

Свобода

                  С.

Персона, бледная, женщина

Там в зеленом

и движется и живет и

Хочет пить, взяла

пустую чашку и вышла из комнаты.

Двое на скамейке.

Высокий человек стоит.

Я ничего не могла поделать

с собой, иначе

это сделало бы меня бесчеловечной.

Та бледная зелень заставляет женщину

казаться свободнее, чем все остальные.

Внутри нее голубое яйцо.

Она живет с ним,

вот почему она так выглядит:

Ни у кого нет крыльев.

Никто не лжет.

Свобода

                  Х.

Деревья в красном.

Ты видишь, как он наклоняется,

чтобы поднять что-то маленькое.

Это маленький человечек с руками в перчатках.

Клянусь святым

Мы обречены на все

Ощущение, что грудная клетка

открывается и снова открывается.

Им приходится ломать ребра,

чтобы вовремя добраться до сердца.

Одинокий человек съеживается на свету.

Все это умещается на обычной ладони.

Его чувство цвета поражает глаз. Он не плачет.

Никто не лжет.

Свобода

                  Е. 

Глубже глубокого в Луаре.

Ты можешь продолжать присоединяться.

Ты можешь присоединиться на долгие годы.

Естественное продолжение ладони

в том, что мир

отразил здесь в своем

правильном движении

что-то забытое тобой; положи это

в свой карман; тронь это,

чтобы вернуть, однажды, дважды

Трое детей стоят на берегу ручья,

бросают камешки, смеются, толкаются.

Смотри, их тени мелькают в воде, как рыбы,

освободившиеся от своих тел.

ТРИО

по работам Иеронима Босха

Здесь

К тому времени как мы приехали, мы были уже в живых, но как именно это выглядело, и кто именно смотрел? Это вопрос о том, что такое мышление, на протяжении его огромной постройки, рассмотрев мысль и как она прокладывает свой путь через кровь. Например: когда-то здесь была крепость, построенная там, где это дерево сейчас стоит, с твоими раскинутыми руками, с твоей высоко поднятой головой, и пылающее копье попало в верхнюю ветвь, вызвав пожар. Миллионы людей погибли или погибнут от подобных привязанностей, неся домой кирпичи и балки, один за другим, история пересобирается, как ты однажды сказал: мы приехали сюда как раз вовремя, так что это ты и я, которые будут жить на этот раз.

Здесь

Когда замок сгорел, все небо охватил огонь, чистый красный купол, и мы все на мгновение остановились, оторвавшись от своей работы, и когда мир сгорел дотла, превратив океан в окно, и всю ту жизнь было прекрасно видеть, струящуюся сквозь миллионы зеленых слоев слой за слоем, и мы все показывали и восхищались, и обещали вернуться однажды, когда сможем остаться ненадолго и прошептать, что на самом деле мы хотим, чтобы все работало, чтобы все механизмы и детали двигались, чтобы тела дышали, чтобы материя касалась так, как нас учили касаться, просто слегка во время вдоха позволяя другому немного поплавать внутри, где клетки раскрываются и, раскрываясь, отказываются от дара единого тела. прививка от частной истории, кончик ступни, который не погрузится обратно в картину.

Дейктическое

Мир сам по себе. Никто, ни один, не сросся со стенкой вены или не стал самой веной. Абсолютное движение, теперь мы идем. Посмотри, как мы уходим и ничего не оставляем после себя. Целая цивилизация когда-то исчезла с этого самого места без единой царапины. Так что ты можешь быть здесь сейчас, и быть этим одновременно, и ты можешь забрать это с собой, а когда ты уйдешь, мои глаза заменят другие глаза. Я улыбаюсь с некоторой амнезией, амнезией, которая, конечно, знает сама себя, конечно, все они жили здесь когда-то, и тогда они были прекрасны, но только тогда.

ТРОИЦА

Огюст Роден, Христос и Магдалина, 1894

Скрестить тело с телом.

Буквы тела

сливаются в единое тело, когда

мы еще были живы,

чтобы жить дальше

Мария похоронила здесь каждого из вас

и вот она обратила

свое лицо к могиле и

смотрела, как та наполняется принадлежащим ей,

и была заменена,

хотя и не воспринята. Призрак благодати, наложенный на зрение

и так утраченный: если ты

согнешься в талии

на девяносто градусов вправо. затем вытянешь

левую руку, образуя

еще один прямой угол в локте,

чтобы дотянуться до круга его плеча,

крест не будет сломан, но

будет умножен на

крест его тела, сломанный в

шее под прямым углом к позвоночнику,

чтобы прижаться щекой к

ее плечу. Обнаженная Мария, грудь к груди,

внутри горе - растущий камень,

который становится белым и выглядит

так, как ты никогда не выглядела: спит,

и покой на его лице, спящем.

Огюст Роден, Христос и Магдалина, 1894

Два тела на кресте, и

ни одно не образует креста, но

усложняет врожденную форму

человеческого тела, чтобы подняться,

ты должен быть сделан из камня,

и ты должен прогнуться

от грудины и двигаться

дальше. Обмен. Что находится

в этом кувшинчике,

где заканчивается

какой мир;

В любой жизни так мало друзей,

которые бледнеют на пути к нашим призракам,

и кувшин проливает свет

в какую-то другую комнату

где мы одни

спим среди статуй из бронзы, дня и хорошо обработанной кости

Это был хрупкий звук;

кто слушал и так должен

был выйти за пределы и стихнуть.

Огюст Роден, Христос и Магдалина, 1894

Ее рука, хотя и тянется вверх,

не касается его плеча,

а опускается дальше, в нишу в скале,

которая на самом деле не скала, а гипс

на пути к бронзе.

Никто не вернулся домой.

Никого не нашли.

Ее пальцы поймали

Его руки охватили

Она отказалась от своих ног,

от своего лица. и теперь соединена в сердце,

полностью скрытом ее разделенным телом:

этого нет, эта любовь поблекла и исчезла.

ТРИАДА

Укрытие

Стая могущества

передай

моему                         моему наиболее

чтимому здесь что не только может

но и сделает

                       это сердечным словом

этот полет (вдоль реки, а также внутри реки, миграция измерений; вся нация как узкая линия, которая тянется на мили и выше, парящая пыль того, что растворяет город на кусочки, настолько мелкие, что они проходят через солонку, сито для муки, сотни человеческих глаз, двигающихся единым движением вплоть до малейшего пальца, мышцы которого, тем не менее, тщательно проработаны для более длительного воздействия: Тело в реке. Нести легко, как погоду. Определить не удалось, но почти.)

                                                                                                           мое наиболее

отмеченное

должно

быть вырезано

             изогнутой линией

из простых пальцев                                      друг

друга, чтобы найти

в ладони

                                           тысячу едва различимых

              слов для воды

и огня в гавани. Они летят

(хотя они – всегда кто-то другой и в какой-то другой стране, где процветает восстание.)

Это здорово,

и, пожалуйста, верь

мне                                         может быть это

найдет тебя в живых.

Голубь

Ныряет, стая за стаей

так собрано. Что потеряно

для каждого

                        подписавшего,

Я вымаливаю удовольствие

и так выиграла только это

измерение артерии,

когда и если будет

многократным вольером для птиц,

одним потолком меньше,

одной лодкой меньше         посылаю моё наибольшее

(однако потерянное·может быть только высказано. Это просто способ выражения. Границы гласных определяет не рот, а горло. Иначе тело продолжает существовать годами, и годы спустя тело в реке превращается в песок, и каждый думает: «Нужно было опустить глаза, нужно было изуродовать свое лицо, нужно было вырвать волосы, нужно было солгать».)

без конца и когда

тысячный повернулся,

и тогда они будут

                                                            все эти лица, глаза

и взгляды

моей вечной благодарности           я нахожу

(Я умерла в реке, но не утонула, нет, не я говорит, плавающее тело говорит, лодка, которая отплыла, а потом осталась, а потом продолжала оставаться.)

                                                            одной армией меньше

одним глотком больше,         кому бы это ни было нужно,

это здорово,

что я                                                   и буду, и есть

только моим                                     и всегда моим

тогда.

Ткань

Стремись от необычного

                          к обычному

Казалась разрастающейся,

                                   а затем прибыла,

когда нитка натянулась,

а игла вскрикнула

           друг

                          обжигая кожу,

а затем получила

еще одно единственное,

                          как странно,

что любой

            без конца

шел до самого моря

Целый

                                    Пожалуйста

и что я должна

люди столпились вокруг огней

(а гавань все еще в огне)

могу ли я представить

(что за предмет, за что держалась ладонь, и почему закрытие глаз делает края более четкими? Твое рождение без лица. Остаться. Я прихожу в себя. Это то, что рассеивается. Имена не были введены. Списки не составлены. Никто не был уведомлен, что и подразумевалось под «почему»).

                                                           укрыться

в придуманном

(ложь спасает только то, что в любом случае нельзя было изменить.)

ТРИАЖ

Eventail [2]

Дерево тысячи вееров. Ладонь без суставов. Господство ветра в тех бороздах и под землей, где пашет зеркальное отражение, Мария Клевская [3] еще верит, что это можно восстановить; рожденный с деформированной лапой, беспрепятственный свиток. Гинкго относится ко второй эпохе в мире. Ничего не изменилось. Прожилки расположены в виде единого листа, поэтому не локализованы на лопасти. Может мерцать, мелькать сквозь безграничную мысль, придумывая аномалии роста, и просто оставаться в воздухе, выгибаясь дугой над эпицентром в Нагасаки, над аллеями человеческих теней, золотящих стены.

«Они не могут управлять небом».

«Веер: пейзаж по Сезанну», Поль Гоген, 1885

Это время года в форме,

в изгибе, опускающемся

к брови, заимствованном

с востока и погруженном.

Огюст Роден, Поцелуй, 1886-98

Взяв их с незаконченных «Врат Ада», он выполнил три из мрамора,

каждая девять футов высотой, одинаковые и переплетенные

в два тела, что переламываются

в одной точке, соединяющей губы. Что делает тела складками. Падают

слоями. Повторяются. Все трое

выстроились по диагонали у основания вокзала Орсе [4].

Они едва подходят. Многочисленные, и все же

нет точки, где зритель мог бы остановиться и уловить

эхо одного развернутого образа, другие ракурсы вмешиваются.

Умноженное на три равно единице. Toujours pour la

premiere fois etcetera [5]. Дай мне ладони; они холодны на ощупь, и ни одна

не помещает все, и если нет ничего нового под солнцем, мы говорим, слегка ошеломленные, кто тогда,

кто, вырезанные из одной и той же черты и разные,

и одна губа

из четырех запечатывает преломление. Веер –

такая простая форма, пока он не станет лицом, пока не станет нашим.

Хотя

Это случилось с моим другом, очень умным, это действительно произошло так: он встретил женщину в кафе или в каком-то столь же уютном месте, и они поладили, встречались три или четыре раза и стали довольно близки, несколько теплых касаний, поцелуи раз или два, они становились все ближе и ближе к физической близости, так что однажды она сказала: «Думаю, я должна тебе что-то сказать; у меня нет левой руки».