Элвис Герра. Муше – это стихотворение, которое никогда не умрет (перевод с испанского Анны Орлицкой, Натальи Метелевой)

«Флаги» открывают новую серию материалов «Дайджеста»: вместе с переводчицами Анной Орлицкой и Натальей Метелевой мы будем знакомить читателей с молодой латиноамериканской поэзией. Серию открывает подборка стихотворений Элвиса Герры, предваряемая фрагментами высказываний поэтов и критиков.  


«Слово "муше", происхождение которого восходит к XVI веку, является переосмыслением в сапотекском языке [испанского] слова "женщина" (mujer). В этом смысле приобретает особое значение тот факт, что это квир-понятие как таковое тотально отделено от принятого в западном обществе, и, конечно, отсутствует в сообществе ЛГБТ+. Существование и очевидное общественное признание муше, которых часто называют "третьим полом", в сапотекском обществе еще с доколумбовых времен можно рассматривать как шах и мат патриархальной системе, как своего рода источник пресной воды посреди трансграничной мачистской пустыни»

– Анхело Несторе. Гомосексуал, гей, проститут? «Муше», представительница коренного народа, перед лицом белого гетеропатриархата

 

«Рамон, по словам Герры, это "имя первого гетеросексуального мужчины, женатого, мужественного самца, в которого проникла муше, одетая в женское. В настоящее время муше, которые спят с мужчинами / самцами / женатыми и таким образом “переворачивают” их, называются рамонерами"»

– Али Кальдерон. Археология одного эстетического момента: Новая мексиканская поэзия

 

«Мне кажется, [книга Э.Герры] "Рамонера" – это самое настоящее приглашение открыть для себя в небольшой (совсем небольшой) степени Хучитан и опыт  муше, описанный одной из них. Это произведение – авантюрное предприятие не только со стороны Элвиса, но также и со стороны муше, которые доверили ей свои биографии. Это позволяет им вновь обрести нарратив собственной идентичности и в небольшой (совсем небольшой) степени дать отпор сотням страниц, которые люди со всего мира написали о них. По словам Элвиса, "муше – это стихотворение, которое никогда не умрет / Muxe’ nga ti diidxaguie’ qui ziuu dxi gati’"»

– Лорена Эдит Крус Васкес. Рамон и Рамонера: Политическая поэтика вокруг тела и желания муше

 

«Ее поэтическое творчество вписывается в общую тенденцию подъема литературы коренных народов, которая наблюдается в Мексике с 80-х годов прошлого века. Это происходит вследствие "развития учреждений у коренных народов и проведения образовательных мероприятий, ставших результатом различных, зачастую противоречивых мер в рамках языковой политики Мексики". Герра посвящает свою жизнь переосмыслению работы рукодельниц, проституток, художниц и всех этих "отвратительных тел"»

– Анхело Несторе. Автоперевод как средство видимости оппозиционных дискурсов: случай квир-муше поэтессы и переводчицы Элвиса Герры

 

«Ее тексты вошли в антологию "Xochitlajtoli. Современная поэзия на языках коренных народов Мексики" (Círculo de Poesía, 2019, сост. Мартин Тональмейотль). До 2019 года поэзия на языках коренных народов, на которых говорят более семи миллионов человек, была полностью невидимой, презираемой, игнорируемой, при том что это, конечно же, тоже мексиканская литература»

– Али Кальдерон. Археология одного эстетического момента: Новая мексиканская поэзия

 

«Что касается языка, который Элвис использует в своей поэзии, по ее собственному утверждению, важно называть вещи своими именами. "Мне уже не быть Константиносом Кавафисом, который писал в 1800-х годах и не мог говорить прямо, хотя даже в этом случае ему удавалось что-то сказать. Я живу в эпоху, когда свободы немного больше и меня не будут подвергать цензуре, кроме как в Фейсбуке (смеется). Значит, необходимо воспользоваться этой свободой, которой не было у других"»

– Кике Эспарса. Остро эротический голос Элвиса Герры

 

«Это стихи, которые усложняют гомоэротические истории из жизни, помещая их в символический порядок, свойственный сапотекам, проживающим на перешейке Теуантепек. Благодаря этим элементам идентичности мы имеем дело с совершенно новыми стихами для мексиканской традиции. Но помимо этого, эти стихи выделяются, как мне кажется, своей сценографией, коммуникативной ситуацией. Мы находимся внутри драматического монолога, связанного с документальным дискурсом, который возникает на пересечении личного и политического. Элвис Герра взяла интервью у разных муше из Хучитана и переработала их истории»

– Али Кальдерон. Археология одного эстетического момента: Новая мексиканская поэзия

 

перевод с испанского Натальи Метелевой


ЕСТЬ БОГ

 

Есть Бог, который не злится,

когда я плохо себя веду,

не наказывает,

когда влюбляюсь в другого мужчину,

Бог, который, когда я выхожу на улицу,

дает мне сил идти

на пятнадцатисантиметровых каблуках.

Есть Бог, который не гневается,

когда я занимаюсь любовью в общественном туалете,

который следует за мной повсюду

и не смеется, видя, что я выгляжу женственно,

щедрый Бог, сделавший меня красивой,

чтобы у меня никогда не переводились любовники,

добрый Бог, который изобрел блестки

и рассыпает их по моему лицу,

когда я танцую или иду на митинг,

Бог, который любит меня, женоподобную

обманщицу, воровку и

кровопийцу.

Есть Бог, который не разделяет

черных овец и овец-потаскух,

и это отлично, ведь я – и то и другое,

который осмеливается танцевать

под гимн утренней звезде,

изобрел поцелуи вчетвером

и виртуозно чинит презервативы,

изобретательный Бог,

который научил меня танцевать вог,

подарил мне улыбку,

перед которой не устоит ни один мужлан,

Бог, который умеет читать рэп

и которому не составляет труда сказать,

что развратники тоже войдут в его царство.

Есть Бог, который научил меня

красить ногти

и вырезать орнаменты из бумаги,

который дарил мне тюльпаны

и слепил меня из глины,

чтобы ни одна рука не лишила меня девственности.

Есть Бог, который сделал меня бумажной,

выдуманной фантазеркой,

окрестил меня

и дал возможность сменить имя,

который не говорит мне, что я заболела,

когда видит, что похудела,

и не смеется, когда видит, что располнела

или покрылась шрамами.

Есть такой Бог,

но ни один из вас

не готов к этому разговору.

 

 

РЕБЕНКУ, КОТОРЫМ Я БЫЛА

 

Я родилась, танцуя под песню плакальщицы на руках у матери.

Я родилась ребенком-муше.

Я родилась в саду чистых женщин.

Я родилась в сентябре.

Я родилась за три года до того, как Шимборска получила Нобелевку.

Я родилась в ночь, когда мой дядя покончил с собой.

Я родилась в сетях голого гамака.

Я родилась из чрева, которое разверзалось четыре раза.

Я родилась в доме с земляным полом.

Я родилась, глядя в темный бархат неба.

Я родилась в обнимку с куклой-бревном.

Я родилась с цветком на голове.

Я родилась в желтом платье.

Я родилась с именем из пяти букв, и на каждую букву у меня был любовник.

Я родилась у отца, который ненавидел муше.

Я родилась у матери, которая никогда не знала страха.

Я родилась у бабушки и ее многочисленных мужчин.

Я родилась, умоляя не убивать меня.

Я родилась и пахла, как цветок жасмина,

потому что муше при рождении пахнут цветами.

Я родилась, чтобы танцевать на каблуках

и с книгой на голове.

Я родилась с просьбой, чтобы мне прочитали мир.

Я родилась свободной. Все прочее – поэзия.

 

 

РАССКАЗ МУШЕ И ЕЕ МАТЕРИ

 

Моя мать знает, что каждые выходные

у меня новый парень.

Знает, что в этом доме

в субботу вечером

собираются анонимные любовники

и что иногда

их встречи заканчиваются

в воскресенье утром

на перевернутой вверх дном кровати.

Для нее Педро – это не Педро,

а хахаль, который приходит в восемь

и уходит в два;

Ирвинг, худой брюнет,

мототаксист, сын Тины Белабиуи,

красавчик, но безрассудный;

Анхель, зататуированный блондин,

милый,

образованный,

приходя, всегда здоровается,

а уходя, улыбается,

называет меня тещей

и не краснеет, когда я называю его зятем,

заметно, что он тебя любит,

он наименее бесполезный из всех,

жила бы ты с ним,

я буду вам готовить,

я помогу вам с одеждой…

мама, Анхель женат,

Анхель тоже ненадолго.

Моя мать знает, что я с одиннадцати лет

хожу на каблуках,

знает, что между местью и забвением

я выбираю соленый член рыболова,

она научила меня не отдавать мужчинам

всей любви

и всего ценного

и сказала:

чтобы обрести свободу, надо быть развратником.

Моя мать – это лицо,

что я рисую на салфетке в столовой,

ей все обо мне известно, 

кроме того, что я рамонера.

 

 

МОЛИТВА ДЛЯ МУШЕ

 

Я любила себя голой, опустошенной,

лишенной девственности на койке,

без почестей и цветов у моих ног.

Я любила себя затянутой в красное платье.

Я любила себя, сучку, шлюху, никогда ни о чем не молчавшую.

Я любила себя вдали от солнца.

Я любила себя грязной в церкви,

где была сама себе Богом,

любила себя без жалости,

любила себя, когда отец выгнал меня из дома,

когда никто не мог меня защитить,

когда друзья были слепы,

а братья бессильны.

Я любила себя на всех свадьбах, где танцевала,

хотя ни одна из них не была моей.

Я любила себя, когда мой любовник

отказывался от меня на глазах у своей жены.

Я любила себя, когда называла себя Каролиной,

когда хотела стать певицей,

я любила себя, чтобы не ненавидеть других.

Я любила себя, когда в шесть лет

меня заставляли играть в футбол.

Я любила себя, когда ложилась в постель

к пятидесятивосьмилетнему старику.

Я любила себя, когда мне было мерзко

целоваться с мужчиной, что оплачивал мне учебу.

Я любила себя, выходя из чужой машины.

Я любила себя молча,

потому что кричать об этом было опасно.

Я любила себя, мужественную, невинную, скромную.

Я любила себя, надменную, побитую,

отбитую, если не сказать оттраханную.

Я любила себя с ВПЧ.

Я любила себя в столовой, где воспевала последний глоток.

Я любила себя без косметики.

Я любила себя сильнее

всех мужчин, что меня не любили.

 

 

ЛЕТОПИСЬ СТАРОГО РАЗВРАТНИКА

 

В 1993 году повитуха тетка Мария

зажгла свечку

и сказала моей матери, что родилась

девочка с членом.

В шесть лет я уже знала,

что значит быть оставленной.

В одиннадцать поняла, что забыть –

это не просто слово.

В пятнадцать познала

«острую боль счастья».

В двадцать я все еще переворачивала фишки,

хотя выглядела как мужчина.

В двадцать два отказалась уехать,

не захотела покидать дом,

ведь ни одна революция не победит без маминой помощи.

В двадцать четыре я сдала:

депрессия,

как сбежавшая собака, 

вернулась, чтобы снова

вцепиться мне в шею.

В двадцать пять я влюбилась,

однако собственно о любви

мне сказать нечего.

В двадцать шесть я снова проиграла:

не выучила правила игры

и, как всегда,

отдалась без взаимности.

В пятьдесят, если доживу,

я надеюсь стать седым стариком,

который без устали танцует на каблуках

и при ходьбе вертит задом.

 

перевод с испанского Анны Орлицкой

24.08.2021