Мелинна Герреро. Слова как зубы (перевод с испанского Натальи Метелевой, Анны Орлицкой)

«Флаги» продолжают серию молодой латиноамериканской поэзии в переводах Натальи Метелевой и Анны Орлицкой. Вторая подборка в серии: стихотворения Мелинны Герреро. А первый материал («Муше – это стихотворение, которое никогда не умрет» Элвиса Герры) можно прочесть здесь


Есть два типа поэтов: одни живут в городах скучных и безопасных, другие – в хаотичных и безумных, от которых волосы встают дыбом. Мексиканская поэтесса Мелинна Эсмеральда Герреро Ромо (1993) принадлежит ко второй группе, а живет она в Мехико – городе, которому посвятило свои произведения бесчисленное множество замечательных писателей и поэтов.

Что удается Мелинне Герреро, так это собирать воедино коллективное бессознательное и городскую тьму и растворять их, словно аспирин в желудке своих стихов. Кажется, будто город Мехико выбрал ее, чтобы шептать ей на ухо свои секреты. Однако дело обстоит ровным счетом наоборот: это она выбрала этот город, это она решилась взглянуть в миллионы его глаз, расчленить его и по-новому заполнить его пространства. 

Мелинна Герреро – своего рода фланер, прохожий, пешеход, бесцельно бродящий в поисках материала для своих стихов. <…> Ее в равной мере интересует как история времен до и после колонизации Америки, так и все эфемерное и недолговечное. Она не делает различий между высокой культурой, поп-культурой и народным языком. В ее стихотворениях найдется место любому городскому объекту, любому ритуалу, любой церковной службе, любому жесту. Ее интересует тайная жизнь обуви, ларьков с мороженым, деревьев, стариков, вагонов, светофоров, пиджаков, гороскопов, кафе, музыки, которую люди слушают в наушниках, и даже волос. Кроме этого, она занимается переводом землетрясений, анализирует дожди, соединяет темы разговоров, интерпретирует смех, шепот, вздохи, предлагает изобрести «приложение для удаления сообщений, которые мы отправляем в полчетвертого утра», и понимает, как сказано в стихотворении «Перевод», что «город – это длинный разговор с запятыми и точками, с эллипсисами, пропусками, многоточиями, с абзацами, которые только что отбросили нас в ночь, как если бы перевернулась страница».

– Франк Баэс. «Проходя по осколкам стекла» (Из предисловия к книге М. Герреро «На осколках стекла», которая готовится к выходу в издательстве Círculo de Poesía) 

 

Перевод с испанского Анны Орлицкой


СЛОВА КАК ЗУБЫ

 

Когда я думаю о слове «рыба», оно отличается от слова «вода».

 

И все же они оба следуют друг за другом, как зубы, один молочный,

 

другой постоянный, за ним один, похожий на молочный, следующий уже не кажется таким постоянным,

 

а кажется молочным, цикл складывания слов похож на цикл формирования зубов.

 

Я знаю, что слова могут вырастать и после того, как расположились друг над другом, в отличие от зубов.

 

Я знаю, что иногда «рыба» может означать нежность, темное прикосновение или движение.

 

Я верю в слова, как в зубы.

 

Но когда я смотрю на себя в зеркало, открыв рот от боли,

 

я не знаю, что ищу – зуб или слово.

 

Нужно пойти к стоматологу и сказать, что у меня выпало слово.

 

Что иногда мне больно произнести слова «я тебя люблю», поскольку есть что-то ответственное и сумасшедшее в том, что они находятся рядом.

 

Тогда специалист отремонтирует щель, восстановит поврежденную деталь… думаю, у меня остался кусочек памяти в этом слове,

 

поискать зубочистку, чтобы уменьшить неразбериху из-за невозможности говорить четко.

 

Судьбы зубов и судьбы слов объединятся в едином будущем.

 

Одни слова будут пережевывать другие, слова укусят мою сестру, слова нужно будет чистить по утрам.

 

Так я ищу историю этого слова в этом зубе, а в этом стоматологе – постоянного редактора, который отбелит безоговорочное признание, что я не произнесла,

 

это «сегодня увольняюсь» для меня непостижимо, это «я тебя люблю» воспроизводится без остановки.

 

 

ОФИСНЫЕ РАБОТНИКИ

 

Стоило бы написать стихотворение дождю,

что идет в шесть или в семь,

в тот час, когда выходят офисные работники,

девушки, что носят каблуки на работе,

дома, в метро и в автобусе.

Сказав в нем, что есть Бог, разгневанный на клерков,

уходящий ждать вагоны-чистилища

в пересадках с одной ветки на другую,

ад наводнений и уличных торговцев.

Написать о решающей секунде закрытия дверей.

Написать о воде, которая топит саму себя,

желая наполнить собой рты уставшим девушкам,

прикоснуться к ним оторвавшимся лепестком капель.

Вернуться домой, переполнившись словами,

что так часто произносились и стали принадлежать

другой вселенной нового и неизведанного.

Из книги «На осколках стекла» (готовится к выходу в издательстве Círculo de Poesía)

 

 

ПЕРЕВОД

 

Мы идем, чтобы понять: город – это длинный разговор с запятыми и точками, с эллипсисами, пропусками, многоточиями, с абзацами, которые только что отбросили нас в ночь, как если бы перевернулась страница. Тогда я узнала о том, что он занимается переводом. Города были текстами, о которых он подробно рассказывал; Рим или Мадрид внезапно переставали быть просто городами из прочитанных книг, когда он говорил со мной о девушке, что шла по улице, о мужчине в шляпе, о женщине, которая продавала там цветы. Когда я целовала его, я хотела угадать, какой из языков, живущих в его голове или в укромном уголке сердца, он решит использовать. Выберет ли он ритм рассказа, стихотворения или куплета песни для последующих поцелуев. Он добавил к ним музыку зубов, складки языка, тишину, которая возникает от одного поцелуя до другого и обратно. Он был переводчиком и иногда, играя с моими волосами, говорил водорослями, деревьями с длинными ветвями, и тогда я могла постичь чудо перевода.

Из книги «На осколках стекла» (готовится к выходу в издательстве Círculo de Poesía)

 

 

ДЫХАНИЕ ЖАБРАМИ

                                       Порт был срезанным цветком в наших руках

                                       – Хосе Карлос Бесерра

 

1.

Мы спускаемся

в ту часть дома, где царит тишина,

ту, что напоминает нам,

что у нашего способа выживания есть что-то от дыхания жабрами,

что не стоит вставать с постели,

заказывать что-нибудь поесть,

выходить на улицу,

оставлять позади этот подводный город,

город, чьих героев и врагов уже нет,

где ты рассказываешь мне о жизнях тех, кто приходит на побережье,

девушка в бикини,

песочные замки,

морская пена в городе,

Кристина и ее гнев,

нежелание плавать,

нежелание быть с тобой рядом.

Я закрываю твой рот

и говорю, что на этой простыне ты моллюск,

и лучше не слушать, как ты говоришь о том, что я уже знаю,

о чем-то, что так напоминает след на песке.

Наша поверхность теперь – это поверхность порта,

срезанный цветок в наших руках,

стихотворение, которое о нашей истории

или о нашем будущем

кто-нибудь напишет.

 

2.

                                       Утопленники прекрасные и синие

                                       – Кристиан Пенья

 

Ночью я рассказываю тебе, что утопленники прекрасные и синие,

и вместе мы узнаем имя поэта, написавшего эту строку.

Ты вместо этого думаешь об утопленниках, которые тонут в бассейнах, во всяких емкостях с водой,

ваннах или в некоторых реках.

Ты, например, понимаешь, что море в аквариумах

не в меньшей степени море, чем Тихий океан,

там ты узнал, как больно возвращаться в город после того, как увидел такую

​​волну

и понял, что по высоте она не меньше, чем здание

или мост,

где утопленники такие же прекрасные и синие;

парень, что прыгает в шесть утра и в час пик,

поскольку в его движении, как тебе кажется,

есть что-то от плавания,

от воды

и слепой рыбы.

 

3.

                                        по капле падало тело / в лужу божью

                                        – Хосе Карлос Бесерра

 

Все утопленники одинаково прекрасны, ты сказал:

поэт, который не вернулся на побережье,

лицо того, кто решил погрузиться в пучины

узкого маленького бассейна,

непреднамеренный конец унесенного течением реки,

человек в лодке, что падает пьяным,

двое нетрезвых влюбленных, что прыгнули

по капле

в лужу божью. 

 

Утопленники обладают таким типом красоты,

которую не выставишь в музее.

 

 

ЗАБЫТЫЕ ВЕЩИ

 

Диего знает, хотя никогда и не говорил, что забытые вещи – это кости, с помощью которых заново перестраивается мир; что те карандаши, которые он теряет каждый день и за которые мать с бабушкой потребуют у него отчет, обнаружатся на каком-нибудь столе, где подписывается мирное соглашение, в ящике пейзажиста, в руках того, кто впервые берется за перо.

Из книги «На осколках стекла» (готовится к выходу в издательстве Círculo de Poesía)

 

 

ОПАДАНИЕ ЗУБОВ

 

Я пытаюсь представить улыбку отца

сквозь расстояние, что нас разделяет.

Воссоздаю его образ в аэропорту перед Рождеством,

он ждал моего звонка в нескольких метрах оттуда —

со временем мой отец поступает так же, выслеживает его.

В этом образе у моего отца нетронутые зубы,

хотя недавно стало не хватать трех,

два выпали сами,

третий – выдернули.

Я пытаюсь представить его после операции:

язык нащупывает пустую и горячую плоть,

предъявленность зубов, что уже говорят телу нет,

чтобы попасть на витрину выдернутых вещей;

камень из правого глаза,

нити, что связывали руку с плечом.

Я пытаюсь представить его далеко отсюда:

там, где он улыбается, хотя и беззуб,

там, где он рассказывает нам об опадании зубов,

о его дедушкином младенчестве,

о детстве, которое его встречает,

как играющий в прятки ребенок.

Перевод с испанского Натальи Метелевой

28.09.2021