Стихи на заказ: Виктория Трифонова, Лиза Хереш, Михаил Бордуновский, Ника Железникова
На «Флагах» запущен (и перенесён на отдельный сайт) проект по сбору донатов для благотворительных организаций, помогающих бежен_кам из Украины. Подробности вы можете прочитать на сайте «Стихов на заказ», а сегодня мы публикуем новые четыре стихотворения, написанные в рамках проекта.
Виктория Трифонова (Вікторыя Трыфанава)
Запрос: «Набережные в контексте гуманитарного знания»
НАБЕРЕЖНЫЕ В КОНТЕКСТЕ ГУМАНИТАРНОГО ЗНАНИЯ
набярэжныя – ідэальнае месца для разваг
у 19 стагоддзі
пасля Халакосту развагі пра гуманізм на набярэжнай
прывілейная опцыя
для тых, хто не баіцца бруду
хтосьці верыць, што вада ачышчае душу
але праўда ў тым, што шанцаў у ракі - ніякіх
асабліва калі яна чырвоная ад крыві
і смурод накрыў наваколле
рака ў горадзе – параза індустрыяльнай культуры
(чалавечая прырода паўсюль застаецца прыродай)
што да ўмоў,
хто ведае больш пра гісторыю?
жыхар горада
ці бабця з вёскі лазавыя?
(мой сябра распавядаў пра бабку якая стала пнём
і храніла ў сабе ўсе веды свайго веку)
які сэнс у набярэжных калі няможна абняць дрэвы?
які сэнс набярэжная можа несці для гуманітарнай навукі
калі гэта не набярэжная свіслачы
і на ёй не стаяць акудовіч і вольга шпарага
і не чытаюць свае тэксты
я не магу растлумачыць чаму
свіслач у маім роце ператвараецца ў сволач
але я памятаю лічылку
дзе фігуруе москва-река
*
бяспека яшчэ нікога не вучыла жыццю
ці чалавечнасці
але нехта заўчасна глядзіць на ваду і ў ваду
так студэнтаў і курортнікаў на набярэжнай
яднае
страх глыбіні
НАБЕРЕЖНЫЕ В КОНТЕКСТЕ ГУМАНИТАРНОГО ЗНАНИЯ
(автоперевод при участии Дани Соболева)
набережные – идеальное место для размышлений
в XIX столетии
после Холокоста размышления про гуманизм на набережной
элитарная опция
для тех, кто не боится грязи
кто-то верит, что вода очищает душу
но правда в том, что шансов у реки – никаких
особенно когда она вся красная от крови
и смрад накрывает округу
река в городе – поражение индустриальной культуры
(человеческая природа везде остаётся природой)
что до условий,
кто больше знает историю?
житель города
или бабця с деревни лазавыя?
(мой друг рассказывал про бабку которая стала пнём
и хранила в себе все веды своего века)
какой смысл в набережной если нельзя обнять деревья?
что есть набережная для гуманитарной науки
если это не набережная свислочи
и на ней не стоят акудович и ольга шпарага
и не читают свои тексты
я не могу объяснить почему
свислочь в моём рту превращается в сволочь
но я помню считалку
где фигурирует москва-река
*
безопасность ещё никого не учила жизни
или человечности
но кто-то до часу как в воду на воду глядит
так студентов и курортников на набережной
объединяет
страх глубины
Лиза Хереш
Запрос: «Привет! Хочу попросить авторку написать стихотворение под впечатлением от сценария (и других материалов) своего будущего фильма»
***
бессоница. гомер. такой был персонаж
в симпсонах – американское кино, которое не разрешалось смотреть
там был мужчина с волосами одинокой проволоки
и печальная женщина. глаза в поволоке
это всё осталось в том лете,
когда нас беспокоила жажда от сладкого чая
печенье «юбилейное» выгрызалось всё дальше
уголки, ободок, буквы
затем оно совсем уплотнилось и произошёл большой взрыв –
миллионы крошек разлетелись по углам божеской кухни
и сформировали тебя, меня и нас
так один раз уже было, говорил старик,
только частицы застыли в воздухе и образовали баранки
поэтому их нужно мочить в чае, чтобы пробовать на зуб
их-то и пробовал карл маркс, чтобы сказать:
всё твердое растворяется в воздухе
это модерность
но это была всего лишь баранка
в противоположность этому, человек мягок
частицы внутри него плещутся и не застывают
так и узоры на старом ковре складываются то в птицу, то в мертвеца
но почему-то на месте его лица
зияет свет рыжего фонаря
колокол не звонит ни по кому из нас:
он задаёт ритм цикадам и свёкле
да мы и не слышим его
занятые закрашиванием картин,
мы погружаемся во что-то вроде лаканианское,
то есть – лакаем солнце из миски
вселенная напоминает о себе маленькой крошкой
печенья, она врезается в спину и оставляет вмятинку
кратер от метеорита, убившего ложкой
динозавра из вафли
но в том же лете
на улице содрали плакаты
запретили русский язык
и избили человека – мягкого, не в пример баранке
он качался, но качались и волны,
капающие на скатерть
посередине его была дырка, как
в бублике или мире
в том же лете
печенье съели в первую неделю,
и мы рассасывали крошки с чаем
обдумывая как мы будем жить
и умирать в муке и возвращаться
в неё же
Михаил Бордуновский
Запрос: «Когда этот ужас закончится?»
Автокомментарий: Я продолжил поэму «Тени», а в «Стихах на заказ» на моё имя продолжили приходить заявки. Включение в поэму текстов, написанных «на заказ» стало уже традиционным моментом. Не комментируя, на этот раз, конкретную часть поэмы, скажу, что для меня письмо «на заказ» – ещё и возможность поддаться поводу-из-ниоткуда, непредугаданному движению чужой мысли: так же, как и цитаты, которые я постоянно использую в «Тенях» (зачастую переиначивая смысл или вырывая из контекста – непредумышленно, с тайным предвкушением непонятного и мне самому сдвига), тема-задача становится поводом отступить в сторону от самого себя, снизив градус самовыражения, чтобы дождаться момента, во время которого «слова приобретают возможность писать себя сами».
Ника Железникова
Запрос: «про ремень: отцовский – хлещущий за плохое поведение, спасительный – в автомобильной аварии, стягивающий на руке – чтобы остановить кровь от потери, или просто ремень, стягивающий бёдра и талию. любой-любой или все сразу!»
(КОЕ-ЧТО) О РЕМНЕ
O littleblood little boneless little skinless
– Ted Hughes
я не заметила, как подчинилась
очарованию худобы.
в очередной раз оставленная,
начинаешь выискивать,
чего в тебе
недостаточно.
а если наоборот?
слишком много тебя?
слишком много желаний и слов?
«величина» и «величие» кажутся такими
непозволительными,
этим словам место
где-то ещё;
пища заземляет, принуждает быть весомее
в мыслях и делах,
но когда полнишься очарованием,
голод бессилен, и советы родных – как брюки,
из которых, казалось, ты давно выросла,
но примеряешь и видишь: они
стали тебе большими.
а ремень, он
не был ни в чём виноват, просто
попался под руку
с этой своей
пряжкой-хищницей вместо пасти
и кожей лживой
(«искусственная кожа»
– так её имя? – кожа, которую не жаль
продырявить,
она не затаит обиду и обнимет покорно,
так сильно, как ей прикажешь,
не догадываясь, что объятия – это изнанка удара).
перед столькими нужно извиниться
за свою боль.
у худобы рыбьи кости и бумажное тело
всё в тёмных заломах,
но ни кровинки в ней нет.
стягивай худобу, выжимай, как марлю, – крови из неё
не добудешь.
худоба выпила свои внутренности.
на нашем языке это зовётся красотой,
пока позади
великое насилие стоит, глядя вбок,
как будто оно
ни при чём.
Автокомментарий: если я правильно поняла, меня попросили помыслить ремень как спасение, защиту и поддержку, но так же и как наказание (рука об руку с которым нередко идёт и удовольствие). Писать о каждом отдельном виде ремней из запроса мне не хотелось – я опасалась, что моё внимание рассеется и стихотворение не состоится. Тогда я решила написать об одном конкретном ремне – своём собственном, потому что знаю о нём больше, чем о любых-любых других.
